Он держал фотографию-похоронку перед собой, вглядываясь в неё затуманенными от слёз глазами, сорокалетний мой папа, которого я никогда не видел плачущим. Но, пожалуй, ещё сильнее, чем эти невольные слёзы на его глазах поразило меня то, что я увидел случайно через несколько дней, когда внезапно зашёл в комнату. Папа стоял у письменного стола и снова рассматривал фотокарточку, собираясь убрать её в ящик, и вдруг, напоследок, нервным порывистым движением поднес ее к губам и поцеловал. Я отступил назад и ушёл, чтобы не смутить папу, потому что понял: в этот миг он принадлежал ушедшей из жизни своей маме, прощался с ней и просил прощения за то, что так никогда больше к ней и не приезжал... Хотя и не его была в том вина... Дедушка некоторое время жил еще в Кузнецке, но власти давно запретили ему отправлять службу, даже закрыли церковь, а потом конфисковали и дом, тогда-то и приезжал к нам в Новосибирск младший папин брат Лёня. А через год Кузнецк покинул и сам дедушка и навестил нашу семью в Новосибирске. Только меня уже не было - учился в Москве, память же о дедушке сохранила сестра Наташа, в то время первоклассница. Свои впечатления она передала позже словами: «Дедушка папин был высокий и крепкий старик с большой пушистой белой бородой. Помню, я сидела у него на коленях и гладила бороду - мне это было в диковину! - а он смотрел на меня ласково и тоже гладил меня по голове». Он побыл недолго и уехал; он и не собирался устраиваться напостоянно в холодной Сибири, в Москве же, у сына Фаддея, была дача в Загорянке, где провёл он всё лето до зимы. Зимой дача не отапливалась, и вернулся Тимофей Михайлович в свой Кузнецк. Пристанище у него там было, и кто знает, как сложилась бы дальше его судьба, если бы не нарушил он запрет исполнять обязанности священнослужителя. Конечно, постоянных молебствий он не устраивал, а отслужил всего один единственный раз. Попросили его по всем старообрядческим канонам проводить в последний путь какого-то верующего, он отказывался, родные умоляли, и - умолили! согласился. Но и этого было достаточно, чтобы сочли советские власти это непростительным преступлением - ослушался негодник-поп! И последовала суровая кара: был арестован и сослан. Куда? До сих пор никто из родных этого не знает. Только уже после войны, что-то хоть пытаясь выяснить о судьбе родителя, получил дядя Фадя туманные сведения, что Тимофей Михайлович Сальников умер в 1942 году. А где, как, отчего - просто не сообщалось. Сгинул - и всё! Как один из миллионов россиян, чьи жизни в стране советской ни во что не ставились. Между тем корни рода Сальниковых уходят далеко вглубь веков. Отец моего дедушки Тимофея Сальников Михаил Куприянович родился в 1815 году, а его отец Куприян ещё на четверть века раньше, ещё при Екатерине Великой, в 1790 году, год же рождения отца Куприяна, папиного прапрадеда Ивана Ивановича - 1771-й, это уже до-пугачевский период... (Начало на странице | 14 | 15 | 16 | *** Продолжение на странице | 18 | 19 | ) |
Титул | Ю.В. Сальников | Упрёк себе | Содержание | Точка отсчёта | Корни | Дневник дяди Володи | Из дневника тёти | «Всегда одна…» |
Наши координаты: Автор - uvs1@narod.ru Издатель - slivshitz@pisem.net Дизайн - shaban@pisem.net |