Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Страница 96

«Привет от Пани. Она на меня опять сердится и уже третью неделю не разговаривает. А тебе пишет письмо».

«Дорогой Василий Васильевич! Поздравляю Вас с днём рождения. Желаю, чтобы исполнились все ваши желания. У меня лично их пропасть. А знаете, какое у меня огромное горе? Представьте: весной шесть экзаменов! Всех распустят на каникулы, все будут гулять, а нам путаться с экзаменами. Ужасно! Из Тагила от Тоси пришло письмо, пишет, что может быть приедут с Володей. Вот хорошо бы! А Маня скоро приедет к Вам в конверте - недавно снялась. Извините, если плохо написала. Хотя не знаю, может Вы и не любите извинений - первый раз Вам пишу, не знаю все Ваши привычки. Паня Лощилова. 18 марта. 1910 года. город Омск».

Напомню: маме моей было тогда всего четырнадцать с половиной лет. Росла девочка с норовом и, впрямь, избалованная, шустрая. «Здравствуй, Маня! Спасибо за перечисление моих недостатков - близко к истине, хотя есть неточности. Курю, да, а дальше - «и» - ни к чему. Спиртное сейчас вообще не употребляю. Да и курю мало. А о твоих недостатках писать не буду, о них не думаю. Впрочем, если хочешь: злость, упрямство, ревность. Первое и третье - для избранных. Однако, все эти недостатки поправимые. И ради Бога не думай, что противоречу себе: зачем вообще говорить о недостатках или достоинствах тем, кто счастлив?»

«Насчёт моего зачисления здесь в «штат» - не от меня зависит. А если будет война, то отказаться от службы я не смогу, но потому же не смогу держать экзамен на землемера. Только давай oб этом не будем даже думать - по последним слухам война едва ли будет...»

Примечание-недоумение. Вдруг всплыла в письме Василия Белофоста из Иркутска 19 марта 1910 года эта тема - «война». Почему? Или за четыре с половиной года до первой мировой в Европе уже давали знать о себе какие-то её предвестники? Или смутную тревогу вызывали какие-то местные события на более близких к Иркутску дальневосточных российских рубежах? Впрочем, ни одним словом об этом больше во всей последующей переписке тёти с женихом, о возможности какой-то войны, не упоминается...

«12 апреля 1910. Вася, не испугайся! На фотографии вышла отвратительно, но пересниматься не буду. Конечно, ты и так на неё любоваться не станешь, но прошу особенно не смотреть перед сном, а то неровен час, приснится такое... Паня вообще заявила, что я на этой карточке урод, к ней присоединился Коля, который вчера приехал из Томска, а Лёва дипломатично заметил: «Могла бы выйти лучше». А вот Пете понравилось. Если честно: может, глаза ничего, а? У нас сейчас к Пасхе все собираются, только нет Володи из Тагила. В конце мая приедут Шура Фабр и Троицкий, а Лёва после экзаменов уедет. Совсем. Вербицкие на лето отправятся за 70 верст от Омска в деревню. Если я не поеду в Тагил, то с ними. Коля из Томска хочет перевестись в Московский университет, вообще осенью опять все разъедутся. Маруся Вербицкая - и та на курсы в Петербург.

И субботу с Петей и Марусей была в церкви, потом нам надо было пройти на ту сторону Омска, и мы шли через Люблинский проспект и прохожие меня очень сильно отхлестали вербами. Что-то невероятное творилось в тот вечер - знакомые и незнакомые колотили друг друга даже не вербами, а прямо прутьями. Я впервые видела здесь такое безобразие, и все мы были очень возмущены.

(Начало на странице | 95 | *** Продолжение на странице | 97 |)