Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Глава "Как тяжело жить, Господи!"

«КАК ТЯЖЕЛО ЖИТЬ, ГОСПОДИ!»

Так воскликнула она в письме от 18 января 1910 года. Но так же горестно сетовал на тягости жизни и он - в конце 1910 года писал: «Нe хотел расстраивать, сильно хворал, шла гортанью кровь».

Заметим: это уже во второй раз! «Был у врачей. Лечат. Неделю не ходил на работу. Теперь чувствую себя лучше, хотя болит грудь. Надеюсь, пройдет».

Надеясь на благополучный исход болезни, он тревожился гораздо больше из-за другого: «На днях узнал неприятную новость. Экзамены на землемера бывают в Феврале, а теперь их назначили на декабрь, и значит времени на подготовку у меня не осталось. А если держать их через год, значит, снова откладывается наша встреча - до апреля 1912 года!! И я уже в отчаянии. Лопнули все мои расчеты на улучшение материального положения. Если бы ты знала, как тяжело - я здесь совсем один! Вокруг веселятся и любят друг друга люди, заботятся о своих близких, а я никому не нужен». В этом месте он и пишет о матери, которая давно уехала, но присутствие которой едва ли улучшило бы его настроение, потому что и она фактически чужая. И снова он сильно болеет: «три дня лежал в постели, был сильный жар, всю ночь бредил, болит грудь. Я почти не курю, и надо бы сидеть дома, но много работы, моего заведующего перевели в другой отдел, а меня поставили его замещать. Ещё несколько служащих тоже болеют, так что приходится заниматься даже вечерами. Нигде не бываю. Стоят холода. От Ангары туман, а в Забайкалье, действительно, чума. На станции Манчжурия ежедневно заболевает по пять-шесть человек, по четыре-пять умирают. Чума близко, были случаи в Верхне-Удинске - это в 12 часах езды от Иркутска, и в Иркутске начинают побаиваться...»

«Маня, на днях мне предложили новое место - за 75 рублей в месяц, но это за тысячу верст от Иркутска, на железнодорожной станции. Только сейчас там тоже строят чумные бараки и все приезжающие оттуда подвергаются карантину. Но выбора нет - здесь жить скверно, а там хоть платить будут больше, можно мне ещё поехать на стройку Амурской железной дороги. Или на золотые прииски, тоже платят хорошо, только жить совсем плохо, глушь. Если же останусь в Иркутске, то эти 75 рублей смогу получать только через год. Как же меня угнетает мысль, что я, имея образование, не могу применить силы по специальности! Возврата на Урал нет, там ещё хуже, а здесь жить у родных тоже несладко, и ещё сложнее одному, а если выписать маму, значит - остаться тут надолго, этого тоже не хочу. Что же делать? Сколько времени прошло - из срока, который я наметил, а у меня так и нет того, что надо. Вот как трудно пробивать дорогу в жизни, милая Маня!»

«Я долго рыдала над твоим последним письмом. Ну, будут ли когда-нибудь у нас хорошие надежды? Вася, пожалуйста, не смей ехать ни на какую противную станцию или на прииски, ну, никуда, слышишь, никуда! Там - что? - тысячи тебя ждут? Пока хватает пятидесяти рублей - и хорошо. А из-за меня не думай, мне денег не надо, я говорила сто раз!»

(Продолжение на странице | 108 | 109 |)