Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Глава "Свадьба и... после"

СВАДЬБА И... ПОСЛЕ

Почему у неё вырвалась в тот декабрьский день, за месяц до свадьбы, такая фраза? Одолевали какие-то сомнения? Или появились дурные предчувствия?

20 января 1912 года она очень сдержанно, спокойно записала: «Сегодня день моей свадьбы. В семь утра - церковь. К девяти - я «мадам Белофост». Последующие записи, естественно, изобилуют восклицательными знаками: «Живу как во сне! Бесконечно счастлива! Почему не все люди так счастливы!»

Показательна, согласитесь, эта её фраза: обращение к людям... Радуясь собственному счастью, она думала о других.

Всё было, казалось, прекрасно и шло по заранее намеченному плану. Мадам Белофост сразу после свадьбы выпорхнула из родимого гнезда; поселились молодые на частной квартире. Нижнетагильский дом Василия был продан, мать Василия переехала в Омск, оказалась при молодых. И «гнёздышко» своё для Васюка Мария сумела сделать воистину уютным. Потом чуть ли не два десятилетия Белофосты - как и мои родители! - скитались по частным квартирам; сохранившиеся открытки, приходившие к ним, свидетельствуют, что жили они в Омске на улицах Солдатской, Баронской, Капцевича, Проломной, Симоновской, даже Тюремной... Мне запомнились Проломная и Симоновская: на первой из них жил и я с родителями, когда в двадцатые годы тётя Маня с дядей Васей приютили нас, мне было тогда очень мало лет, но сохранилась в памяти атмосфера удивительно тёплой домашней обстановки, чистота и порядок в комнатах и в кухоньке, где на ровных рядах полочек с занавесками располагалась сверкающая чистотой посуда, и выставлена была целая армия разнокалиберных самоваров: серебристых никелированных и ярко-красных медных. И всегда непременно жила у них кошка, а то и две.

Свадьба Марии была всеми её родными отмечена как радостное событие, победно венчающее столь длительный срок ожидания его, и Василий Васильевич был принят в круг всех Лощиловых, как свой, давно желанный.

В марте 1912 года старший брат Марии Николай прислал из Томска, поздравляя с пасхой, открытку полушутливую уже самой «картинкой», на ней изображенной: цветная, красочная, воспроизводила она двух крохотных полуголых детишек - кудрявую девчушку и мальчика, сидящих рядом и горько плачущих. «У-у, бяки! поссорились!» - надписал Николай прямо на картинке чёрными чернилами, уточняя, что девчушка - это Маня, а мальчик - Вася. «Ай! ай-ай, милые дети, как это нехорошо! - выговаривал молодым старший братец и требовал, чтобы они были паиньками, - кем до сих пор не были, потому что не написали мне ни словечка о себе». Не забыл он передать привет и матери Василия Антонине Васильевне, а адресовал открытку «Его высокоблагородию Василию Васильевичу Белефост» на Солдатский пер, № 8.

Да, повторю ещё раз, всё, казалось, шло прекрасно, но... невольно возникает мысль: а не гонялся ли за ними, за Марией и Василием, какой-то злой рок? Во-первых, снова разлука. А во-вторых...

(Продолжение на странице | 127 | 128 |)