Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Глава "Бобровы"

БОБРОВЫ

Воспользуюсь случаем, и всё-таки, хоть очень коротко, но упомянем о родных мамы, её братьев и сестры Марии с материнской их стороны. Хотя говорить собственно и не о чем. Боброва Наталья Афанасьевна - их мать, моя бабушка - умерла в 1922 воду в возрасте 61 года, её отец - прадед мой - Афанасий Иванович Бобров умер в 1903 году. А кто жил в Бугульме, куда ездила Мария? Очевидно, тёти и дяди по линии Бобровых. И кто они были по своему общественному положению - вообще непонятно. В Бугульме имели свой дом. Под Бугульмой - хутора-имения. Основным местом их обитания был, вероятно, Урал. Неслучайно маленькая Мария с мамой жила в Кунгуре.

Вспомним и то, как в дневнике 1909 года Володя Лощилов описывал спор за обеденным столом о богатстве - «можно ли добыть богатство честным трудом?» - Володя и кто-то ещё из молодых утверждал - «нельзя». А как раз их мама Наталья Афанасьевна Боброва доказывала, что «можно»! И в подтверждение трудолюбия, приводящего к богатству, приводила в пример Володю Боброва - «дескать, видите, куда поехал деньги зарабатывать». Володя Бобров - один из бугульминских её племянников. Есть несколько его записей в альбомах для стихов у двоюродных сестёр Марии и Пани Лощиловых. Марии он в 1908 году написал стишки, когда она была в Бугульме, и подписался: «Володя», сделав игривое посвящение: «На память милой кошечке Маруське». А маме моей, тогда ещё 14-летней гимназистке, оставил две фразы, когда сам был в Омске в гостях «на складе»: «Добродушная весёлость - признак благородства» и «Движение есть жизнь». Семь лет спустя, в октябре 1916 года, уже в Томске, встретив там маму, он собственноручно прокомментировал написанное им: «Сказано верно!» И добавил ещё цитату из пьесы Горького «На дне»: «Правда - бог свободного человека, ложь - религия рабов и хозяев». Маме было уже 20 лет, она приехала в Томск учиться на женских курсах и тут встретила Василия Сальникова - через два года появлюсь на свет я. Очевидно, тогда она возила с собой девичьи альбомы для стихов. В тот период в Томске вообще было много маминых родных и знакомых, в том числе и автор дневника Володя Лощилов. Был там, значит, и Вл.Бобров. «Вл.Бобров» - именно так он тогда любил подписываться. С такой подписью в декабре 1910 года прислал он в Омск на казённый склад и открытку главе дома Семёну Семёновичу Лощилову - цветную, с картины Айвазовского «Буря у кавказских берегов» - поздравлял «Семёна Семёновича и тётю Наташу и всё семейство с прошедшими праздниками» и извинялся, что не заехал, торопился на работы». Послана открытка была из Петропавловска Челябинской губернии, - должно быть, и впрямь, деловой был этот «Вл.Бобров».

Как завершилась его жизнь - не знаю. Война, революция, большевики... В середине тридцатых годов в Новосибирске, где жили мои родители и мамина сестра Мария с мужем вдруг, объявились как наши дальние родичи, тоже «Бобровы», ветвь какого-то Ивана Ивановича. Этого Ивана Ивановича я никогда не видел, да, очевидно, и не мог уже видеть, о нём все родные говорили скупо-глухо, как в те времена говорили о всех репрессированных. Общались с его женой Клавдией Андреевной.

(Продолжение на странице | 82 | 83 |)