Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Глава "Тяжелее всего неопределённость!"

ТЯЖЕЛЕЕ ВСЕГО НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ!

«Дома меня, конечно, никто не ждал. Мама расстроилась. Почему так вышло? Не могу понять! Наверное, очень перенервничал. Ехать лечиться никуда не смогу, буду дома. Доктора говорят, нужен покой и здоровое питание. А я ничего не ем, полный упадок сил, вот даже писать сейчас не могу, закончу и лягу...»

«Васюк, благодарю тебя за открытку с вокзала, и за письмо. Когда принесли открытку, папа пришёл и сказал: «Мария Семёновна, вам кажется, была сегодня открытка? Покажите мне!» - Это было сказано таким тоном, что я вспылила и ответила: «Не покажу!» - Он повторил: «Покажите!» - Так, словно приказывая, он говорил со мной впервые, и это меня крайне обидело. Я заявила, что он не имеет права читать чужую корреспонденцию. «В таком случае, - сказал он, - вы вообще не будете получать никакой корреспонденции!» - «Ну, что ж, - сказала я. - Спасибо за предупреждение. В таком случае я буду получать на другой адрес». Он посмотрел на меня удивленно. Видно, понял, что перед ним уже не девочка, и ушёл, ничего не сказав».

«Милая Маня, не ссорься с папой. Он славный и тебя любит. И много пережил за последнее время, а ты заставляешь его страдать. Я ему сам напишу обо всём. Наверное, у вас на складе из-за моего отъезда много разговоров?»

Да, неожиданный его отъезд вызвал в доме Лощиловых настоящий переполох. Не все были посвящены в подробности происшедшего, Вася просил Марию никому не говорить, что у него опять пошла горлом кровь. В третий раз уже за время их знакомства. Можно представить, что было у него на сердце? Да и у неё, взявшей на себя груз его тайны?! А дома, конечно, строились догадки разные. Не пощадил на работе, какие-то замечания делал неопытному конторщику строгий управляющий? Или не понравилось жильё-питание? А приехавшая как раз в это время из Тагила тётка Лидия с дочерью Валентиной вообще напридумывала Бог знает что, дескать, приревновал Василий Марию: уж очень кокетничает она с Апехтиным!

«Что за ерунда! Да кокетничай, если нравится, на это не сержусь. А вот хожу из угла в угол и не знаю, что предпринять? Или устраиваться здесь на работу? Или готовиться к экзаменам по топографии в Перми? Место на заводе в Омске, конечно, безвозвратно потеряно. Но Тагил после Омска кажется просто деревней. И знакомых - никого. И вообще всё плохо, дом и тот разваливается, вот хожу, а половицы скрипят... Тебе сейчас тоже очень тяжело, знаю, прости. Пиши хоть, чем занимаешься...»

И она послушно описывала ему день за днём, как проходили они у неё. В отличие от его тагильского затворничества она оставалась в окружении всё тех же многочисленных родных и друзей, и наступила опять такая пора, съехались на лето в Омск братья-студенты и все знакомые - сёстры Вербицкие, Женя Троицкий, тот же Лёва Апехтин, и бросили они её снова в омут привычного времяпрепровождения. Хотя и в меньшей степени, чем зимой, но повторилось почти на целый месяц беспрерывное «кружение» - пикники, катание на лодках, гуляние в саду, студенческие вечеринки с танцами.

(Продолжение на странице | 113 | 114 | 115 | 116 |)