Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Страница 115

(Начало на странице 114)

Может быть, кто-нибудь сейчас усомнится: а зачем нужна такая справка о той выставке. К жизни моей тётки и окружающих её людей она имеет мало отношения. Но мне показалась она важной, чтобы в какой-то мере ощутить своеобразие жизни в Сибири тех лет за три года до первой мировой войны, за шесть до революции, перевернувшей всю Россию.

А ещё своё это примечание делаю сейчас в связи с упоминанием Марии о фотографии «в нашем садике». Да, вот он, этот любительский снимок - коричневый тон, «сепия». Тесной группой сидят на скамейке под деревом Лёва Апехтин, Паня и Маня, именинница в середине, Валя - тагильская рядом, и один из Чернышевичей - в белой рубашке, усатый, а за спинами всех этих стоят другой Чернышевич, тоже в белой рубашке, усатый и в фуражке, вообще они очень похожие, внешне весьма красивые, тётка Лидия, брат Марии и Пани Володя, ещё ученик реального училища... Фотографировал их старший брат Николай, в то время студент-томич, его рукой на обороте снимочка и написано полушутливо: «В память высокоторжественного дня рождения и совершеннолетия Её Величества Королевы Мадагаскарской Марии Васиной! - 11 июля 1911 года».

Сама она, Её Величество Королева Мария Васина продолжала между тем описывать, как ещё собирается веселиться: хочет пойти на карнавал в костюме турчанки, «если найдётся такой костюм!», а с папой («и Коля, Валя, Паня, Лёва и я») поедут на завод, где работает Чернышевич-старший - «он говорит, что у них там много молодёжи и обещал, что будет весело».

«Маня! - откликался из Тагила на все эти её сообщения Василий, - мне ненавистно, как и прежде, твоё «ненормальное веселие». «Когда нервы на взводе и так натянуты! Нy, пойми! Высокий строй хорош, но струны могут и не выдержать. Милая, не надо так!»

«Только сел писать, как явился Толя, сказал, что вернулась из Омска Лидия Александровна, а Валя ещё осталась у вас. Я бросился к Вашим, получить твои письма, и вот снова пишу... Нy, зачем, зачем ты опять нарочно взвинчиваешься? Чтобы «забыться»? А потом? Да у вас и без того всё так натянуто, это просто ужасно. Тётя Лидия рассказала, что делается в вашей семье, и это произвело на меня удручающее впечатление. Конечно, у Семёна Семёновича дела неважные. И вообще всё плохо, хотя с первого взгляда незаметно. Нo тебе необходима перемена. Как это сделать? Может, переехать сюда, к тёте с дядей. По крайней мере в Тагиле тишина, покой, как в деревне. А тебе это сейчас важнее всего, нет той взвинченности, что у вас...

Ещё примечание. О какой «взвинченности» в доме Лощиловых, на омском «складе» - да ещё дважды! - говорит он? И при том так категорически оценивая: «всё плохо, хотя с первого взгляда и незаметно?» Разве родительский дом Марии для всех его населявших, - для неё самой, и сестры Пани, и всех братьев - не был тёплым очагом, притягательным и для их молодых друзей? Разве не верно то, что до сих пор говорилось о нем?

(Начало на странице | 112 | 113 | 114 | *** Продолжение на странице | 116 |)