Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Страница 131

(Начало на странице 130)

Оба были физически немощные, худущие, болезненные, и эти поездки для них служили не развлечением, а вынужденным обязательным лечением. Конечно, денежного изобилия и у них никогда не было. Начавший свою трудовую деятельность с неудачно-трагичных поисков лучшего места, Василий Белофост, ставший техником Переселенческого управления в Омске, затем так и остался мелким «совслужащим». И лишь способность их обоих к экономной трате средств помогала изыскивать возможность не только дарить себе иногда эти поездки с целью лечения, но и делать подарки любимым крестнице и крестнику - мне и моей сестре Наташе.

Могу с полной уверенностью сказать, что не имея своих детей, оба они относились к нам, как к своим родным, подтверждая своё тёплое участие в нашей судьбе постоянным вниманием и заботами.

Начать хотя бы с того, что хотя сами кочевали по частным квартирам, тем не менее приглашали жить к себе маму со мной, и, когда мне было всего два или три года, и потом, когда я был уже школьником, при переезде родителей из Омска в Новосибирск тоже приютили всё наше семейство, состоящее уже из двух детей. А ещё будучи в Омске, когда нас приголубил старший мамин брат Николай Семёнович, на Симоновской номер один, опять-таки поблизости, на Симоновской двадцать шесть оказались тётя Маня с дядей Васей - снимали там тоже «угол». И именно они тогда впервые сводили меня в омский театр на оперный спектакль «Евгений Онегин». Я подробно рассказал об этом в воспоминаниях о детских годах, поэтому не буду сейчас повторяться, скажу лишь, что допускаю такую мысль: поскольку мы жили тогда в комнатке, выделенной дядей Колей в его квартире, я ежедневно общался с его дочкой, моей двоюродной сестрёнкой Ритой, которой тогда было всего три или четыре года. Возможно, что её родители, более состоятельные, чем мои, решили показать ей спектакль. Мои же мама и папа позволить этого себе не могли из материальных соображений. Но чтобы не было мне обидно, видимо, предложили свои услуги тётя Маня и дядя Вася. Вот потому и получилось, что Риту в театр ввели её родители, а меня тётя Маня и дядя Вася. Всегда с любовью, старательно и добросовестно - заранее! - мастерила тётя Маня и ёлочные игрушки на ёлки, которые делались нам всеми родными сообща, об этом я тоже уже рассказывал: мастерили игрушки и папа, и дядя Володя, но у тёти Мани была просто страсть собирать разные цветные и серебристые бумажки из-под шоколадок, чтобы потом превращать их в сказочные теремки, коробочки или просто лепить цветные бумажные цепи...

Не могу не упомянуть и вот о чём. Известно теперь, как бережно хранила она дядины письма, о которых сейчас шла речь. Вот лежат они и сейчас передо мною, аккуратно сложенные по датам и годам, в тех же восьмидесятилетней давности конвертах, только... только на местах, где были наклеены марки, зияют дырки - аккуратно ножницами вырезаны были все марки и... отданы мне. Будучи пятиклассником или шестиклассником начал я собирать марки, и это было занятием моим долгим, упорным, я даже ходил тогда по разным учреждениям-конторам Омска, не стеснялся и просил разных тётенек-секретарш дать мне марки от почты, которая им приходит; и надо сказать, что многие охотно по-доброму отдавали целые вороха конвертов с марками, заполнявшие подчас всю мою ученическою сумку.

(Начало на странице | 129 | 130 | *** Продолжение на странице | 132 |)