Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Страница 118

(Начало на странице 117)

«После экзаменов в гимназии Лёва уедет учиться в Петербург и, конечно, больше не приедет», - сообщала она чуть позже, в апреле, как видно, даже с оттенком некоторой грусти. Однако Лёва Апехтин пробыл в Омске ещё всё лето, а уже в конце года, говоря о том, что к Рождеству снова соберутся все друзья, Мария вдруг почему-то призналась Василию: «Мне не хочется встречаться с Троицким и с Лёвой. С первым потому, что я его страшно не люблю, а второго хотя и люблю, но боюсь». - И ещё добавила: «Даже не знаю, как встречу его - очень и очень боюсь».

Слово «люблю» тут, очевидно, надо воспринимать, как синоним «симпатизирую», «принимаю душой», но боязнь встречи с ним не была ли смутным предвестником более сердечного влечения, которое её саму и пугало? Поразительно, однако, что она не утаила от Василия даже этого своего смутного страха перед возможно возникающим чувством, а со всей откровенностью выразила какие-то свои опасения. Это уже не было кокетством, игрой, надобности в этом в те дни не было, наверное, скорее, можно расценить эту откровенность, как истинную честность и прямоту её души. Эти слова не могли не вызвать у Василия тревоги. И он отозвался на них вопросом: «А почему ты боишься?» Но она уже на объясняла - прошёл момент, захлестнула жизнь другими переживаниями и заботами. Только, скорее всего, и Василий не сомневался, что её отношения с Лёвой чисто дружеские, и что она уже не мыслит жизни без Василия. Так они уже оба были уверены друг в друге?!

Как бы там ни было, но и зима 1910-1911 годов прошла под знаком едва ли не повседневного общения Марии с Лёвой Апехтиным: в компаниях со старшими её братьями, со всеми друзьями, бывала она с ним на вечерах, участвовала в водевилях, танцевала. И нет для неё в это время человека рядом более близкого душевно, даже лучшая когда-то подруга Маруся Вербицкая отходит на второй план: окончив гимназию, она тоже едет в Петербург учиться на женских курсах, и «Петербургская жизнь наложила на неё свой отпечаток, - писала Мария Василию, - кроме того, она постоянно теперь занята Троицким, они неразлучна, и у меня с ней стало мало общего, а её сестра Лена, хорошая девочка, вдруг заинтересовалась Лёвой, но он на неё не обращает внимания, а ходит к нам часто, видит, что со мной происходит, из-за того, что нет тебя, и старается меня развлечь».

Так написала она 19 декабря 1910 года, а в её альбоме для стихов датой от 18 декабря, то есть накануне, обозначено словно одно из доказательств такого «развлечения»: карандашный рисунок Лёвы - «камень-памятник, надгробье, усыпанный со всех сторон надписями: «Здесь покоится прах разочарованной в жизни рабы Божьей Марии. - «Мир праху твоему». - «Нашла ты покой в могиле одной». - «Скончалась Мария 30 февраля 2001 года». Нескладно-неумело сочинил он и стишки с обилием дилетантских «уж»: «Сердце Манино разбито, жизни сладость вся пропала. Счастье всё уж позабыто, в жизни смысла уж не стало. С горя Маня тут схватила банку с жидкостью одной, лоб свой спешно перекрестила и покончила с собой». - «Эх!» восклицание вверху памятника, а внизу: «Аминь». И, конечно же как визитная карточка: «Сей памятник поставил раб Божий Лёва».

(Начало на странице | 117 | *** Продолжение на странице | 119 | 120 | 121 | 122 | 123 |)