Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Страница 120

(Начало на странице 119)

Да, Маня, последнее время действительно много усиленно занимаюсь. Думаю сдать два экзамена. Втянулся в работу и никуда не тянет. Вы, конечно, скептически подумаете - «надолго ли?» Но я Вам откровенно скажу: уже две недели занимаюсь регулярно каждый день по шесть-восемь часов и больше. Видите? даже здесь у меня в комнате слышно, как Вы сказали: «Паинька, Лёва, молодец!» Мерси, Маня. Итак, Ваше желание, чтобы я описал, как провожу время - исполнил очень добросовестно, да? Не знаю, интересно ли это Вам, но сами просили.

А как поживаете Вы? Часто ли видите Марусю Вербицкую? Кланяйтесь ей пожалуйста. Что делают Коля и Паня? Получила ли Паня моё письмо? Попросите её писать мне хоть изредка. Каждое письмо из «противного Омска» доставляет мне удовольствие. Что поделывает Семён Семёнович? Бедный, ему не с кем сразиться на биллиарде. Пожалуйста передайте ему от меня горячий привет. Отчего он не ответил на мои открытки. Хоть пару бы слов черкнул.

Вот, Маня, и задал я Вам работу - читать такое длинное письмо! Конечно, не ради наказания пишу его, а так уж расписался. Одержу нет. «Натура заиграла», - как говорят купцы. Кстати, на днях проезжал по Невскому проспекту и в трамвае увидел одну девушку лет 16 или 17. Боже, что за прелесть! Она была с одним господином - противный такой! И как хороша! Глаза! «Всё, что радостно, чисто, прекрасно. Что живет в задушевных мечтах, Всё сказалось так просто, так ясно Мне в чарующих этих очах!» - Бредил целый день, всё время страшно хотелось: «И мечтать до рассвета всю ночь, Вспоминать её каждое слово. То на миг отгонять её прочь, То восторженно звать её снова».

В таком положении - не правда ли, идиотском? - пробыл я целый день и целую ночь (которую, впрочем, провёл в равномерном храпении!), а на утро... всё! Что прошло, то уже не возвращается.

Ox, ox, сколько сентиментальностей в этом письме! Посмотрел на часы и... ужаснулся! Половина третьего. А мне завтра рано вставать, заниматься нужно. Кончаю! Итак, не забывайте, пишите, буду очень признателен. Спокойной ночи. Поклон всем Вашим.

Любящий и уважающий Вас Л.Апехтин. Санкт-Петербург, 26.III.1911. Мой адрес: С-Птб, Васильевский остров. Здание Коллегия Императора Александра II при университете. Студенту Льву Ник.Апехтину».

Мария получила это письмо как раз в дни, когда, терзаясь от разлуки с Василием, торопила его приехать из Иркутска, и он приехал, но вернулся назад, потом снова приехал, и работал конторщиком на заводе, и заболел, и уехал уже в Тагил - без него прошло всё лето, когда опять съехались братья, друзья, Вербицкие и Лёва тоже, да еще Чернышевичи, помните? - снимок в садике... И хотя без Василия, а «время проводили хорошо», - так записала Мария тогда в дневнике, не удержавшись даже от восклицания: «Счастливые дни!», хотя тогда же и радовалась возвращению Васюка из Тагила: «Ура! Васюк здоров!» Она сделала эту восторженную запись 15 августа, а 17-го - на последней странице миниатюрной книжицы явно «прыгающими» от её волнения кривыми буковками карандашом накарябала едва различимую непостижимую фразу: «1911, 17 августа 15 минут восьмого. Я была бы очень рада, если бы Лёва в данный момент умер».

(Начало на странице | 117 | 118 | 119 | *** Продолжение на странице | 121 | 122 | 123 |)