Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Страница 11

(Начало на странице 10)

А впереди был ещё 37-й год! Я учился уже в Москве и не был очевидцем того, как по всем квартирам в доме, где жили родители, по ночам ходили чекисты, стучали в двери, сегодня в одну, завтра в другую, и уводили, увозили то справа, то слева, одного, другого, третьего из соседей, таких же «бывших», отмеченных крестом классового проклятия и обречённых не просто на арест и ГУЛАГ, но и на расстрел. Мама рассказывала мне потом, вспоминая с содроганием тот ужасный год, что каждый вечер она выставляла у порога, - на всякий случай, - узелок с вещами для папы, которого могли «забрать» именно этой ночью...

Повторяю, только чудом этого не служилось - почему? Папа позже высказывал предположение, напишу об этом в другом месте, сейчас же скажу: не бесследно прошли для родителей полные тревоги бессонные ночи; на нервной почве развились бесчисленные болезни, от которых папа рано ушёл из жизни, а мама всю жизнь страдала от боли - не давали покоя руки, почки, голова, сердце.

Но, несмотря на все эти неизвестно за что обрушившиеся на родителей мытарства, страдания и лишения, никогда не теряли они своей доброты и не отчаивались, не озлоблялись, а сохраняли веру в лучшее, что позволяло им и в нас, детях, пробуждать стремление к добру, создавая в семье оптимистический настрой душевной открытости, который дороже любых материальных благ в ценностей, роскошных тряпок и золота.

Золотым называю я детство своё и сестры именно потому, что царила в нашем доме атмосфера уважения взрослых к личности ребёнка, прекрасная духовность, которая формирует нравственно здорового человека. Да, у нас не было роскошных вещей, не было даже домашней библиотеки, не хватало средств на покупку многого и более необходимого, чем книги, тем не менее, как раз книги всегда в доме были - библиотечные, от знакомых, взятые на несколько дней для прочтения. Едва стал я учиться, родители записывали меня в библиотеки, где только могли, и в школьную, и в те «взрослые», в которых брали книги сами, и приносили мне соответственные, рассчитанные на возраст. Чтение стало в нашей семье ни с чем несравнимой радостью, на всю жизнь сделалось неистребимой потребностью и для меня, и для сестры.

Отчетливо помню, как в захолустной Таре, а потом и в Омске, длинными сибирскими вечерами, при свете керосиновой лампы, старинной, доставшейся маме от её родителей, этаким зелёным тюльпаном на высокой мраморной ножке обычно стоящей у нас на обеденном столе, папа читал вслух очередную только что вышедшую книжку-новинку, а мама слушала, склонясь над шитьем или штопаньем чулок. Я засыпал тут же, рядом, уставший за день от мальчишеской суеты, и уже мерно посапывала поблизости сестрёнка, и до чего же хорошо, уютно, умиротворённо покойно делалось мне в такие минуты на душе в обстановке прочного семейного благополучия.

(Начало на странице | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | *** Продолжение на странице | 12 | 13 |)