Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Страница 142

(Начало на странице 141)

Неожиданно обстоятельства сложились так, что на руках у нас с женой оказалась временно годовалая внучка, появилась потребность в уходе за ней месяца на полтора, и я написал тёте: приезжайте, помогите. Конечно, я немного слукавил: мы вышли бы из положения и без её участия, но, несомненно, её помощь была нелишней, и она приняла приглашение, приехала в апреле и охотно водилась с Маринкой, гуляла с ней, кормила, укладывала спать, и вообще хозяйничала дома, когда мы уходили на работу или по делам. Когда же через месяц-полтора родители взяли девочку домой, мы, естественно, не на следующий день отправили тётю назад в Сибирь «за ненадобностью». Она ещё пожила у нас около месяца, подышала южным теплом. 12 июня писала она уже из Новосибирска: «Вот я и дома. Опять здесь, никому ненужная старуха. Очень, очень прошу писать мне, мне не так будет тоскливо».

Никогда не пожалел я, что устроил своей крёстной такой выезд. За двенадцать лет потом, до смерти своей, она уже ни разу у нас не бывала. Мама, естественно, приехала, как и собиралась тогда, опять к моему дню рождению в сентябре и жила у нас почти до декабря, и бывала потом в следующие годы подряд - в 67-м, 8-м, 9-м и семидесятом, лишь нездоровье и старость послужили препятствием продолжать ей делать столь длительные путешествия... Потом они сообща с тетей Маней отважились лишь дважды в 1972 и 1975 годах съездить в Омск - не дальше...

Так что всё свершившееся в этом плане, полагаю, можно было бы считать нормальным, и только тяжело мне даже сию минуту, когда вспоминаю, до чего болезненно восприняла мама наше приглашение тёте приехать тогда к нам в Краснодар! Ведь полтора месяца даже не писала мне ни строчки! Видимо, так «переживала», по-своему - ревностно: отчего с нами рядом тётя, а не она, мама... Может, даже обиделась на то, что пригласили не её помогать, а именно тётку?

Слава Богу, всё понемногу сгладилось, и уже даже тёте приветы стала она посылать, и сообщила, что «все пенсии за неё на почте получила»... Таким постоянным колебаниям - то вверх, то вниз, как на качелях - были подвергнуты отношения мамы с тётей до самого конца...

Ещё раз скажу, она отнюдь не святая была, не идеальная, со своими причудами, привычками и традициями, никаких таблеток не принимала, с детства испытывая недоверие к докторам. Очков даже в 85 лет, уже теряя зрение! не носила. Могла по-детски обидеться на ребёнка, ставя себя на один уровень с ним. Но в то же время, живя рядом с родной сестрой, племянницей и её ребятками, не была она благодарна за каждый миг их внимания к ней? Но какого-то особого сверхуважительного почёта требовала она, нет, хотелось ей самой элементарной возможности делиться с ними своими радостями и бедами и жить их интересами тоже! А разве не пронзительно горестно звучит та её фраза из письма по возвращении из Краснодара: «Опять я здесь, никому не нужная старуха».

Она не жаловалась постоянно, не стремилась вызвать к себе сочувствие, не плакалась, просто иногда вырывались у неё невольно слова печальные; всего два или три раза за пятнадцать лет! - «Паня тебе, конечно, пишет обо всех, а я, откровенно говоря, ничего и не знаю о Наташиной жизни, со мной мало говорят об этом». - «Спасибо за письмо, я ему была рада. Наташа твои письма к ней не читает, а Паня, смотря по настроению».

(Начало на странице | 137 | 138 | 139 | 140 | 141 | *** Продолжение на странице | 143 | 144 | 145 | 146 |)