Документальная повесть Юрия Васильевича Сальникова "Мои милые предки". Страница 64

(Начало на странице 63)

21-го, в субботу. Праздник Введения Пресвятой Богородицы. Праздник большой, а потому ходил в церковь. Попал между двумя субъектами - от одного несло редькой и ещё чёрт знает чем, а от другого - водочным перегаром. Моченьки моей не стало, отошёл в другое место. А из церкви пошёл к Ефимычу - учиться читать роль. Вхожу, спрашиваю: Александр Ефимыч дома? А у него полы моют, скребут. Дома, говорят. Подхожу к двери - заперта. Обрадовался: думаю, уйду, а завтра скажу, что не попал. Да видно, от судьбы не убежишь! Выходит сам Ефимыч, - «Здравствуйте», - «Здравствуйте». - «Можно, говорю сейчас к вам, или вы заняты?» - Что-то бормочет. «Я, говорит, сейчас. У меня, говорит, жена захворала». - Час от часу не легче! - «Пройдите, говорит, наверх». Прошёл. Там почитали мы с ним. Мне никак не удавалось выговорить «в1еп», и Ефимыч советовал: «Возьмите палочку, прижмите язык и говорите, говорите». А вообще он всё время говорит мне комплименты - «У вас ухо гибкое». И просит: «Вы уж не отказывайтесь играть, у вас голос нутряной, а лицо бледно-жёлтое, старушечье». Вот тебе и на! Во всём, выходит, подхожу к роли!

Придя домой, чертил циклоидальное зацепление и, кажется, из-за него съума сойду, ибо и сейчас ещё не начертил...

5 декабря. Катались мы с горки на пруду. Вдруг слышу, кличут меня. Валя: «Иди сюда, Морозов приехал!» - Подхожу. «Ну, здравствуй, говорит он, Володя». И сообщил, что прислали с ним мне посылку - индюка и утку. Умерщвлённых, конечно! Я сказал, что завтра утром зайду за ними.

И утром сегодня пошёл, отыскал его жилище, получил посылку с двумя упомянутыми благородными птицами - мясо-то у них белое! Были они заключены в мешок и отправляли, видимо, на скорую руку - не завернули в бумагу, а прямо сунули в мешок, и имел он такой вид, что я, идя по улице, боялся, как бы не приняли меня за убийцу, а мой мешок с жертвами мясоедения за мешок с отрубленной головой. Проходя мимо полицейского, я наблюдал за выражением его лица - он довольно подозрительно поглядел на мешок, но ничего не сказал…»

...Эта посылка из Омска - не единственное упоминание автора дневника о том, что связывало его с домом. Подробно знакомя с его записями, я пока сознательно опускал всё, что относилось к его родным. Собственно, мы прочитали всё, что касается дел школьных - об отметках, об учителях, - и событий в дядином доме - об играх и развлечениях, увлечениях молодых, включая и рассказ о несравненной Ксении Печонкиной, подчеркнутая ненависть к которой автора заставляет думать наоборот, не слишком ли она нравилась любвеобильному Володиньке. Я позволил себе буквально до последней строчки передать дневниковый текст этот потому, что всё, даже не относящееся к омскому периоду, помогает понять характер жизни моих родственников девяносто лет назад. Теперь же хочу прочитанный текст завершить кусками, которые до сих пор мной исключались и которые касаются уже непосредственно отношений автора с самыми близкими ему родными. Ведь даже получение каждого письма от братьев и сестёр Володя отмечает особой записью. Стоит ли говорить, как он досадует, если кто-то из них ему не пишет, и, наоборот, какая его охватывает радость, если судьба вдруг дарит нежданную встречу!

(Начало на странице | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | *** Продолжение на странице | 65 | 66 |)